временем господин Штрихмюллер падал с безмерной высоты, летел кувырком со все возрастающей скоростью в какую-то пропасть, пока не оказался в бесчувственном состоянии на том же стуле в комнате у Люксов.

Дряхлая, но живучая тетушка уже снова сидела выпрямившись в кресле.

— Так сколько же тогда денег получится, зятек?

— Ровно тридцать марок в месяц. Прожить можно.

— Он правильно высчитал? — спросила она приемного сына.

— Значит, то есть не беспокойся, тетенька. Ты ведь у своих.

Господин Штрихмюллер величаво поднялся.

— Пора домой. Дело не ждет!

А жена его добавила, словно кто-то упрекал ее мужа:

— Не за горами ярмарка. Уже полно приезжих.

Тут господин Штрихмюллер потянулся и сразу воспрял духом:

— Вот это чистые денежки!

Итак, прибавилась еще новая тяжкая забота. Ганс Люкс ушел в спальню и долго созерцал там модель паровоза-экспресса; она однажды уже несколько месяцев простояла в витрине табачной лавки на Вокзальной улице, вызывая восхищение всего города, но покупателя на нее так и не нашлось. В доме денег не оставалось ни гроша, а от единственной ценной вещи тоже было мало толку.

Он решительно зажал в прилаженные к подоконнику тиски болванку ключа и, отделывая его, размышлял, что же теперь предпринять ради заработка, и ему снова, как последний выход, пришел на ум квартет.

Получив с соседа семьдесят пять пфеннигов за ключ, он сразу же отправился к Оскару. Перед домом приятеля стоял человек в котелке и в самом обычном черном пальто. Но по тому, как он стоял, опираясь боком на тросточку и с подчеркнутым безразличием разглядывал прохожих, сразу было видно, что это агент сыскной полиции.

Ганс Люкс, с детства питавший неискоренимую ненависть ко всем на свете сыщикам и полицейским, сверкнул на него глазами, а минуту спустя, войдя в мансарду, растерянно уставился на агента, который абсолютно в той же позе, опираясь боком на трость, стоял теперь возле комода, поставив на него свой котелок. Оба сыщика и по платью и по манере держаться были похожи друг на друга как две капли воды.

— Значит, то есть что ему здесь нужно?

— Мне он не говорит. Спросите сами, господин Люкс, может вам он и ответит. — И фрау Беномен, энергичная женщина, которая за последние годы перевидала у себя слишком много блюстителей закона и судебных исполнителей и ума не могла приложить, чем и как прокормить четверых своих детей, в бешенстве принялась убирать в комнате, хотя тут царили безукоризненная чистота и порядок.

Когда Ганс Люкс был чем-нибудь расстроен, он имел обыкновение, разведя руки в стороны, потирать кончики пальцев, будто подзывая к себе сразу двух собак. С таким-то жестом он и подошел вплотную к сыщику.

— Что вам нужно?

Агент, нем и недвижим, продолжал опираться на тросточку, как бронзовое изваяние.

— Вы, видать, дохлой мышью подавились. Не можете рта раскрыть; значит, то есть ступайте вон отсюда.

Агент отвернул лацкан и показал значок.

— Предупреждаю, за оскорбление должностного лица вы ответите.

Ганс Люкс, смешавшись, поглядел на значок и отошел к окну, у которого стояла фрау Беномен.

— Значит, что этой ищейке здесь нужно?

— Может, мой парнишка опять чего-нибудь набедокурил. Ребенок сдуру перелезет через забор, а они и рады покуражиться… Вчера этот паршивец опять явился домой мокрый с головы до ног, забрался на святого у фонтана, на самую макушку, и свалился в воду. Все коленки и лоб до крови расшиб.

— Ну, я тогда к вам, значит, завтра зайду, фрау Беномен. Надо бы нам поскорее выступить и хоть что-нибудь заработать.

— А будет из этого толк, господин Люкс? Не знаю, право. Уж очень это чудно.

— Да полно вам! Мы же прекрасно поем. И фраки у нас есть.

Он уже хотел идти, но тут агент, торжественно шагнув вперед, загородил дверь.

— Из комнаты не выходить. Именем закона!

— То есть как это! Как это то есть! Значит, то есть закон? Вы что, рехнулись! — Он схватился за ручку. Агент оттеснил его.

Но тут дверь открылась снаружи. В комнату вошел Оскар, а долей секунды позже второй сыщик.

— Вы арестованы! — У обоих в руках оказались револьверы. Пудель зарычал.

Оскар отшатнулся. Его будто обухом по голове ударили, он с трудом держался на ногах.

— Значит, то есть какая глупость! — Люкс потер кончики пальцев, пудель подбежал к нему.

Весь этот день Оскар бегал по городу, не находя себе места, внутренне сжавшись в комок и оцепенев. Теперь его сразу отпустило. В нем вновь пробудились чувства. Вот оно, то неизбежное, от чего не уйти. Было мгновение, когда он хотел все рассказать, но лишь покорно, с готовностью вымолвил:

— Ну что ж, ведите.

Один наставил револьвер ему в грудь, другой защелкнул наручники. Глаза фрау Беномен налились и округлились, как две черные вишни.

— Что ты такое сделал? Ради всего святого, что ты сделал?

— Ничего не сделал!

Пудель стоял неподвижно, но вид у него был угрожающий. Ганс Люкс растерянно тер кончики пальцев.

— Ступайте вперед!

— Значит, то есть я пойду с тобой. Значит, фрау Беномен, я с ним пойду.

Когда они вышли из дома, жизнь на улице замерла. Каждый останавливался. Следовавшая за ними толпа росла с каждым шагом. Все его знали. Человек в наручниках действовал на расстоянии, действовал как волшебная палочка. Каждый, увидев его, останавливался, будто зачарованный, и шел следом.

«Этого уже не поправишь, — думал Оскар, — никогда и ничем не поправишь!»

Шагая в одну шеренгу — Оскар между двумя сыщиками, и справа от них Ганс Люкс, — они стали подыматься на горку, ведущую к мосту, а следом валил народ. Было еще светло.

Вдруг тишину прорезал детский крик. Младший сын Оскара увидел отца. Мальчик остановился, сложил грязные ручонки, побежал за толпой, опять остановился и, отчаянно рыдая, снова побежал.

Оскар, обернувшись, посмотрел на сына. Поистине это был тернистый путь.

Мост уже не вмещал разросшейся толпы. У Четырехструйного фонтана стояли извозчики.

— Значит, то есть вы ничего не имеете против, если мы поедем на извозчике? Я заплачу.

Верх у пролетки был поднят. Ганс Люкс взобрался на козлы. Много лет не садился он на извозчика, а вот сегодня едет уже во второй раз. Он вытащил из жилетного кармана полученные за ключ семьдесят пять пфеннигов и держал их наготове в потной руке.

Сын Оскара побежал, отчаянно рыдая, домой, взобрался, рыдая, на пятый этаж.

— Папа! Папа!

— Замолчи!

Мать втолкнула его в кухню.

Шкаф и ящики комода были открыты. Двое агентов выкидывали из них жалкий скарб. Они искали деньги и оружие, которым могла быть нанесена рана, и ничего не находили.